Еще одна страшная история про политкорректность

Рассказывал ее мой приятель по WLU Илия. Вообще-то он был Илья, но американцы вечно все на свой бесовский манер переиначивают – вот он и стал Илией. Я ему часто намекал, что ему стоило бы отпустить бороду и грозно потрясать каким-нибудь посохом – чтобы быть так, сказать, полноценным пророком Илией, ездить на колеснице, швыряться во всех молниями и лупить молотом по голове. Илия справедливо отмечал, что бороду ему отпускать никак нельзя – у юристов это не положено (он учился в WLU Law School), а если он будет бородат – то его примут за арабского террориста (слова ваххабит тогда никто не знал, на дворе стояла осень 1994 года) и никто не поверит, что он и есть всамделишный пророк Илия. То ли дело ты, Сергий, с серьезным видом уточнял он – росту ты гвардейского, стати – соответствующей, выправка до сих пор заметна, сразу видно, что человек только-только пришел из армии, где приобрел умение ходить строевым, но с мозгами попрощался навсегда. Вот тебе в шевелюру седины подпустить, в бороду и усы тоже (я тогда был неприлично молод – всего-то 23 года) – и вполне себе такой внушительный старец Сергий получится, с мудрыми поучениями…

На этом месте, как правило мы начинали дружно ржать, к тихому недоумению остальной компании: в небольшой банде тех, кто работал в университетской столовой, русскоязычная община была представлена как раз только нами. Все остальные были американцами разной степени придурковатости и происхождения: Стивен носил фамилию греческую (дед у него, что ли приехал во времена оны в страну свободных из Эллады), Фрэнк вроде бы был из мадьяров, Роберт, правда был коренным уроженцем Джорджии, как и Билл – этот росту был крепко за два метра, говорил громогласно и тягуче, носил кличку «Тэкс»… и я не помню из какого штата он был©. К нам американцы относились, в общем, с приязнью, но с опаской – crazy Russians, по внешности белые, по ухваткам арабы.

В столовую я устроился работать по рекомендации того же Илии. Когда после orientation course в Вермонте я прибыл на столь благословенный моему сердцу Юг, то выяснилось, что русских в WLU практически нет – ну то есть на весь университет 2-3 человека, включая меня. Знакомство с одной русской барышней было чисто формальным – буквально с первых секунд стало ясно, что девушка сторонится соотечественников елико возможно и старается максимально обамериканизироваться и т.д. Ну мы с ней в дальнейшем и не общались – так, если сталкивались на кампусе, то все общение сводилось к whuzup – n’tmuch. В тот период времени это было стандартным приветствием – не Hi!, не How are you? а именно что такой диалог: дежурный вопрос: Whuzup [искаженное What’s up?] и стандартный ответ n’tmuch [искаженное Not much]

Ричард Бидлак, профессор русской истории, очень милый и любезный дядька, который встречал мнея по прибытии в WLU, через неделю после приезда сказал мне, что на кампусе есть еще один русский парень, правда post grad, а не студент, так что если вдруг у меня возникнет тоска по общению на родном языке, то с ним я и смогу это тоску заглушить. Видимо он этому русскому парню и позвонил: тем же вечером я сидел на веранде нашего I-House, курил и рассеяно смотрел на закат – дело было вечером, делать было нечего. К дому подошел крепко сбитый парень невысокого роста, посмотрел на меня, поднялся на веранду и сказал: - Привет. Это ты – новый русский студент?

Я кивнул и улыбнулся, поскольку в 1994 году в России словосочетание «новый русский» со словом студент никак не вязалось. Это я и объяснил парню, которого звали Илья – «или Илия, как меня тут обзывают американцы». Парнем он оказался умным и веселым, и мы с ним – ну не то чтобы сдружились, но заприятельствовали. Именно Илия подсказал мне идею устроиться в университетскую столовую, поскольку деньги лишними не бывают. Вот там мы вместе и работали. В перерывах же, как правило, трепались обо всем. И как-то Илия рассказал совершенно невероятную историю о том как нашла коса на камень – в смысле политкорректности.

Илюха был евреем. Ну то есть как – шаббат он не соблюдал, меноры у него никогда не было, и вообще иудаизм его заботил мало. Но фамилия у него заканчивалась на «–ин», в паспорте, в графе национальность конечно было написано «русский» - но «мы же все всё понимаем, особенно когда глянем на физиономию», ухмылялся он. Своего еврейства он не скрывал, но и не подчеркивал – ну да, еврей, что ж теперь. Вопросы антисемитизма его не волновали – то есть порой было неприятно, естественно, но, по его же словам, какого-то лютого евреененавистничества во времена жизни в СССР он на себе не ощущал. В армии он служил в пограничных войсках КГБ СССР, и, более того, был секретарем комитета комсомола батальона – вот и говори после этого о том, что евреев в Союзе никуда не пускали. (Правда, как добавлял Илия, замполит, утверждая меня на должность, долго морщился и кривился, но разум победил-таки чувства). После армии он поступил на юрфак МГУ, откуда в 1990 году и уехал по обмену в США – да так и остался (по обмену он учился у нас, потом перевелся в Принстон, а в Law School опять вернулся в старый добрый «Дьюбунелл»). Но евреем он был там – в СССР. В Штатах Илия считался русским – но, как и говорилось, его это не волновало совершенно, Russian так Russian, какие проблемы.

Так вот, рассказывал Илия, этот забавный случай произошёл с его сестрой. (Она на самом деле была сестрой троюродной, что ли или вообще четвероюродной, но родня же). Сестра жила в городе Балтимор и работала в какой-то фирме, довольно большой. И понимаешь, говорил Илия, вместе с Машкой работала какая-то негритянка. На абсолютно одинаковой позиции – т.е. одинаковые должности, одинаковые зарплаты, одинаковые обязанности и т.д. Негритянка в лучшую сторону не отличалась – т.е. была тупой, нагловатой и ленивой. И, говорит, с какого-то момента она стала забивать болт на свои обязанности – т.е. появлялась позже, уходила раньше, от работы отлынивала, ну все по стандарту. А то, что не доделывала она, естественно, приходилось расхлёбывать Машке. Ну и понятно, что спустя некоторое время сестра начала конкретно злиться – какая-то тупая корова кладет на все прибор, а ты, значит, за нее вкалывай. Разок-другой Машка ей на это намекала – но негритянка по природной тупости своей намеки не улавливала, а может просто пропускала мимо ушей. Ну и как-то раз Мария не выдержала и открытым текстом заявила, что если, дескать, она продолжит себя так вести, то Машка доложит все боссу.

С негритянкой случилась истерика. Она немедленно обвинила Машку в расизме! Именно что в расизме. Ты меня просто ненавидишь, кричала она, потому что ты расистка. Вы русские – вы все расисты, я знаю, это всем известно, что вы ненавидите негров. Ты ко мне придираешься из-за моего цвета кожи, ты ненавидишь негров, ты считаешь меня умственно неполноценной потому что я негритянка (насчет умственной неполноценности, ухмыльнулся Илия, она попала в точку), ты расистка и т.д. и т.п. И вообще, заявила эта негритянка, я завтра же пойду к боссу, скажу ему, что ты расистка и третируешь меня по цвету кожи и тебя уволят, обязательно уволят!

И тут, улыбнулся Илия, Машка сделала – видимо по наитию, что ли – просто гениальный ход. Она подошла к этой корове и так холодно и спокойно сказала ей следующее. Нет, милая, это не ты пойдешь к боссу, и меня уволят. Это я сейчас пойду к боссу – и уволят тебя. Поскольку ты сейчас произнесла в мой адрес настоящую hate-speech – чем причинила мне моральный дискомфорт, и нанесла непоправимую душевную травму. Более того, я намерена подать против тебя гражданский иск – поскольку ты выступила с неприкрыто расистскими лозунгами. Дело в том, милая, что я – еврейка и ты об этом знаешь. (То, что Машка еврейка – действительно знали все, сказал Илия, она к религии относилась довольно серьезно, старалась блюсти традиции и т.д.). А ты получаешься – натуральная антисемитка. Более того – ты сознательно ненавидишь евреев и поэтому спихиваешь на меня свою работу, втайне считая, что все евреи рабы и должны трудиться за всех. То есть ты получаешься идейной и духовной наследницей нацистов – ты стараешься притеснять евреев. Ты фашистка и тебя надо судить!

Негритянка была ошарашена. Такого оборота она не ожидала совершенно. Она попыталась что-то вякнуть, на что Машка сказала: продолжай, продолжай, я с удовольствием слушаю и записываю твои антисемитские высказывания – и показала ей диктофон, который лежал на столе (он был необходим по работе, но в тот момент включен не был – правда, негритянка на это не обратила внимания). Так вот, продолжила она, либо ты прекращаешь свои художества и приходишь на работу вовремя, уходишь тоже вовремя и работаешь, а не перекладываешь на других – либо я иду к боссу. И если ты думаешь, что он мне не поверит – то спешу расстроить, поверит, особенно если к делу будут привлечены еврейские адвокаты.

В общем, улыбаясь закончил историю Илия, эта тупая корова впала в прострацию. До сих пор она пребывала в убеждении, что ей все должны и обязаны, а если что – то можно поднять крики о расизме. Тем более, что в свете affirmative action и после дела Родни Кинга это все проходило на ура. И тут она столкнулась с обвинением в антисемитизме – даже она знала, что антисемитизм это плохо и если тебя в нем обвиняют это ай-ай-ай.

Закончилось, кстати, все довольно хорошо. Т.е. не сказать, что она моментально исправилась, но стала себя вести в пределах разумного. А через некоторое время вообще уволилась – что, положа руку на сердце, устроило всех, уж больно глупа была.

Но, конечно, сказал Илия, этот метод обороны не универсален. Я вот могу его применять, а ты, увы нет, поскольку не евреец, а натуральный (просто внешне) WASP. Так что никаких преимуществ у тебя, Сергий, нет, лукаво вздохнул он. Ну это как сказать, ответил я в тон – руки есть, ноги есть, а эмпи-учи, например, штука страшная. Это что есть, полюбопытствовал Илия? Я пояснил. Ну тогда конечно, вздохнул Илия, против этого, как ты там его обозвал – биучи? – любой аргумент бессилен. Только какой-нибудь блок или как это у вас там называется. Надеюсь, что применять тебе его не придется.

Что называется как в воду глядел. Спустя несколько недель, шагая в час ночи библиотеку (она у нас была круглосуточной) я нарвался на пару черных оболтусов. Врать не буду, эмпи-учи я не применял, да и вообще свалка вышла бестолковой. Но разошлись по понятиям – я лишился зуба, а они долго отдыхали на земле, устали видимо.
И только потом я понял, что всё оно как-то неполиткорректно получилось.