Я гуляла ночью одна и буду гулять

Два дня назад один молодой кавказец пытался меня изнасиловать. Ему почти удалось... ... и не только изнасиловать. Ещё он хотел, чтобы я замолчала. Навсегда, разумеется. Зачем ему свидетель?
Дойти до конца помешала случайность... которой могло и не быть.

Да, я люблю гулять одна по вечерам! И даже по ночам. Да! Пусть это мой вызов патриархально-насильственной стране, в которой я живу, но я люблю гулять одна, с детства! Ещё в 8 лет я поймала кайф от одиноких прогулок. Я так устроена, я такая. Я гуляю одна, меня не изменить.

Попытки изнасилования были и раньше. Но они были "безобидными", что ли... По сравнению с позавчерашним, их можно назвать прямо-таки "деликатными". Я уворачивалась без труда. Вырывалась, сбегала, один раз уговорила отстать, другой сам отстал, увидав свидетелей на горизонте. Я отделывалась испугом, травм не было. Сейчас наоборот. Нет ничего, кроме травм.
И меня нет. Ни меня, ни жизни. Ни чувств, ни мыслей, ни планов. Ничего.
Я - всего лишь сгусток нейтральной физической боли. Результат избиения и ножевых ранений.

Я подхожу к компьютеру ровно на 5 минут, чтобы сделать коротенькую запись, на больше не хватает. Голова начинает кружиться, зрение отказывает, я вынуждена лечь, после чего проваливаюсь в небытие на несколько часов. Видимо, так надо. Психика или организм так восстанавливаются.
Но мне надо писать. В никуда, в виртуальность - пусть. Это моя ниточка возращения в жизнь и в реальность. Это моё лекарство. Мне всё равно, кто прочтёт и что подумает... но мне надо сказать. Высказаться. Чтобы собрать себя в одно целое. Чтобы вернуться к себе из "не-жизни".

К зеркалу подходить боюсь. Вместа лица - бесформенное сине-чёрное месиво. Один глаз долго не открывался, недавно появилась щёлочка. Ура, я вижу! Писать трудно, только двумя пальцами левой руки. Руки и пальцы изрезаны, правая рука почти неподвижная. Но раны уже зашиты, перевязаны, кровь не льётся, а я уже не плачу и не заикаюсь... Я могу говорить, писать, это здорово!

Я шла по улицам как обычно, в 10 вечера. Так я ходила много лет. Ко мне обратился молодой человек кавказской национальности и вежливо спросил, как пройти на улицу Рабочую. Ничего не подозревая, стала объяснять, но когда отвернулась, он схватил меня сзади за горло, и приставил к лицу нож. Сказал, что я нужна ненадолго, "чтобы вставить пару раз", и он даже не сделает мне больно, а потом отпустит, но мне надо вести себя тихо и зайти с ним за гаражи. Куда он меня и потянул. Он - невысокого роста, худой, даже щуплый, молодой (около 25), с акцентом, скорее - азер.

Попытка переговоров не удалась. .. Он не слушал. Маленький и хрупкий, на поверку оказался сильным. И - техничным! Насиловал явно не в первый раз. Все действия были выверены, а удары отработаны. Он знал, куда бить и что делать. И ему было несложно тащить мои упирающиеся 60 кг в намеченное место. Периодически он меня бил, и руками, и ногами, а ножом полосовал руки. Ещё чаще перекрывал мне дыхание моей же меховой шапкой, и когда я слабеда от недостатка кислорода, волок меня дальше. Часто приставлял нож к лицу и шее, иногда надавливал лезвием со словами "молчи". Повторял, что убьёт, если закричу Я не чувствовала боли. Только что-то липкое и тёплое на лице и руках...

Моей ошибкой было заговорить с ним и усыпить свою бдительнсть, но были вещи, которые я, несмотря ни на что, делала правильно. Я сопротивлялась! До последнего.! Даже когда не хватало дыхания, я продолжала бороться, катаясь с ним по снегу и лужам, брыкаясь и даже пытаясь бить в ответ. Да, он изрезал меня и жестоко избил, но я не согласилась на "его вариант" - молча раздвинуть ноги, подождать, пока он кончит, а потом отпустит. Не отпустил бы! Ему не нужен свидетель, который опознает, я поняла интуитивно. Он бы прирезал.
И ещё - я кричала. Не сразу. Сначала мешал стыд. Но когда поняла, что дело слишком серьёзно, стала кричать на разные лады. За каждый крик я платила новым ударом по голове (в т.ч. и ногой) или новым ударом ножа, куда уж придётся. Но всё-равно кричала как могла.

Были вещи на моей стороне. Время года, много одежды, я люблю одеваться плотно. Он тыкал лезвием повсюду, но шансов проткнуть МОЮ кучу одежды не было никаких. Этот извращенец пытался проткнуть мои спортивные штаны между ног, но и здесь ничего не вышло, МОИ СЛОИ выдержали.
Было скользко. Иногда он падал, я тут же вырывалась и бежала. Он догонял, снова валил на землю, снова бил, но так я увеличивала расстояние до гаражей и отыгрывала время.

Cамое крупное везение было, конечно, в другом. В тот момент, когда я начала ослабевать, и мне осталось немного до потери сознания, из окна соседнего дома раздался крик: "Что у вас случилось?" Недовольный крик, типа "Что шумите?" Но этого оказалось достаточно. Кавказец убежал. Более того, убежал быстро...

Я с трудом поднялась. Стала кричать – «Помогите, выйдите кто-нибудь!» Зачем я кричала? Не знаю. Мне хотелось, чтобы помогли. Я была изрезана во многих местах и потеряла много крови. Ноги ватными, в глазах рябило, по краям вспыхивали белые пятна-искры. Один глаз не открывался вообще. Дышать носом не могла, там хлюпала кровь. Я обошла дом, не переставая звать на помощь. Никто не вышел, даже не выглянул. Не сомневаюсь, многие меня хорошо слышали.

И тогда я побежала домой. Периодически оглядывалась, не гонится ли за мной насильник? Увидав двух мужчин, бросилась к ним, с намерением попросить вызвать милицию, но вовремя заметила - это тоже кавказцы, и рванула в обратную сторону. Не стала обращаться к ним. Так подсказали интуиция и опыт.

Это называется второе дыхание, я бежала почти легко, хотя после меня и оставались дорожки крови. У дома попробовала вымыть лицо и руки снегом, но ничего не вышло, кровь продолжала литься, стало больнее. Дома я схватилась за телефон и вызвала 02. Рассказала, что произошло (с заиканием и сквозь рыдания), я описала преступника и ответила на вопросы. Меня заверили, что сейчас приедут. Чтобы не сходить с ума в ожидании, я попробовала остановить кровь, которая лилась сразу из нескольких ран, пережалась платками и полотенцами, а потом сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, и пела про себя русские песни – ждала. Мой кот, увидев меня, выгнул спину и зашипел. А потом спрятался. Не удивляюсь, из зеркала на меня глянуло не моё лицо, а чьё-то страшное, грязное, опухшее и в крови. Милиция приехала через 35 мин, я засекала.

Вопрос о необходимости вызова милиции остаётся у меня без ответа. Потому что с той минуты, как они вошли, началась вторая серия насилия, пусть не физического. И я не берусь ответить, что хуже. Хотя нет – скажу. Наша милиция – худший вид насилия! Началось с того, что даже будучи у меня дома, они не обращали на меня внимания. Кто не верит, клянусь – они почти не смотрели в мою сторону и говорили о чём-то своём. Пять здоровых, откормленных мужиков. Потом один из них заметил – «Так, время идёт, надо что-то делать!» И тогда мне задали полтора вопроса. Сказали, что сейчас со мной поедут «на место преступления». Я заикнулась, что нуждаюсь в медицинской помощи, у меня сильно болит голова, я потеряла много крови, меня били ногами по всему телу, в т.ч. по голове. На что мне ответили «Он же вас не изнасиловал? А потом мы вас отвезём в травмпункт. Нет сил? Так это от испуга». Мою квартиру, залитую кровью, они словно и не видели. Даже стоя в лужах моей крови... Я долго взбиралась в машину, едва ли понимая, куда сесть, мне никто не помог. Мной брезговали. Это пустяки, не правда ли?

На «месте преступления» мы простояли полчаса. Снег давно завалил следы борьбы и мою кровь. Впрочем, их никто не искал. Нашли только мою норковую шапку, отдали мне. Милиционеры постояли, покурили, поговорили о чём-то своём, девичьем. Увидали двух кавказцев, задержали их, поспрашивали, отпустили. Я стояла в стороне. Ко мне никто не подходил. Забегая вперёд, отмечу, за всё время общения с милицией никто не сказал мне ни одного доброго слова, хотя бы «держитесь, мы попробуем помочь». Нет, я была пустым местом или неодушевлённым предметом, с которым им приходилось, к их неудовольствию, заниматься. Не хотелось, а приходилось, и этот предмет (т.е. я), вызывал чуть ли не раздражение.

Потом милиция отвезла меня в травмпункт в местную больницу. Отвели к дежурному врачу (в полночь). Уходя, милиционер бросил врачу фразу: "Оформляй как бытовую травму".
Потом меня зашивали, перевязывали, обливали спиртом и перекисью водорода. Далеко не везде, многие раны остались необработанными. Никто не осмотрел голову, хотя там было много порезов, промывала дома сама. Нет, меня даже не осмотрели толком. Моё тело покрыто громадными синяками, я прихрамывала. Не спросили, не осмотрели. Но ведь это мелочи, хрен с ними? Проверять целостность носа я просила специально и чуть ли не слёзно. "Пожалуйста, посмотрите мой нос, ну, пожалуйста, посмотрите!"

Пришло время оформления записей.
"Ну, что, Людмила, какую травму писать?"
"А какие бывают?"
"Бывает 4 вида: бытовая, производственная, спортивная и насильственная"
"Но ведь у меня насильственная, её и запишем"
"Как скажете. Но предупреждаю - милиция вас замучает за эту запись. А если напишем "бытовая", сейчас вас отвезут домой"
"Что значит - замучает?"

Врач опускает глаза, бурчит под нос - "Тогда вас повезут не домой, а в отделение, продержат долго, вы будете писать много бумаг и отвечать на тысячи вопросов. Не гарантирую, что к утру вас отпустят. Услышите в свой адрес много неприятного"

"Но мне плохо, у меня нет сил, кружится голова, меня тошнит... Мне надо лечь"
Врач молчит, старарается на меня не смотреть.
"Хорошо", говорю я,- "пишите - бытовая. Я хочу домой. И поскорее, много плохо. Дайте мне обезболивающее"
"Обезболивающего нет", - врач ещё ниже наклоняет голову, - "Но Вам надо сделать противостолбнячную прививку. Идите в кабинет напротив"

После прививки вижу за столом врача и милиционера. Они спорят. Увидев меня, замолкают. В графе "травма" вижу пять разных записей, все перечёркнуты. Врач отдаёт менту некую бумагу, от которой у мента глаза наливаются кровью и злостью. Догадываюсь - врач написал правду. Меня везут в милицию.

Дальше - фильм ужасов. Сначала меня целый час держат одну в предбаннике. "Изматывают" - мелькает в голове.
Было бы чего изматывать, я и так еле дышу. Слышу хохот большого количества мужиков, травят анекдоты. Наконец, один из них приходит ко мне и пару часов рассказывает:
- у милиции маленькая зарплата
- в милиции некому работать
- преступников ловят только в кино и в книгах
- у них нет нужной бригады для моего дела
- у них нет кинолога и собаки
- шансов поймать насильника нет никаких
- он вообще здесь не работает, приехал потому, что некому работать

Мне рассказывают много страшных историй из жизни несчастной милиции, например, как падает снег, и владельцы машин ведут себя неадекватно, оскорбляют добрых милиционеров. Мне рассказывают, какие менты несчастные и всеми обиженные. Какое у них тупое начальство, оно не даёт им продохнуть. Час идёт за часом. У меня темнеет в глазах. Я почти в обмороке.

А ещё мне говорят, что я сама виновата. А зачем шла по улице и искала себе приключений? Мне говорят, если я напишу заявление о попытке изнасилования и избиении, прокуратура будет мучать меня месяцами - допросами, опознаниями и бумажной волокитой, и мало мне не покажется, я всё прокляну... А если не напишу, сейчас же поеду домой, а преступника они всё равно будут искать, такая у них работа. Вот только моё заявление о попытке изнасилования может всё испортить, оно не даст им работать.

Иногда я говорила милиционеру, что мне плохо, мне надо лечь. Я почти не вижу и не слышу, в голове туман. Но мои слова повисают в воздухе. Меня не слышат. Я догадываюсь - и не услышат, бесполезно...Врач-травматолог был прав, когда сказал, пряча глаза - "вас просто так не отпустят"

Мне очень стыдно. За своё малодушие. Я не стала писать заявление о попытке изнасилования. Вместо него, под диктовку милиционера, я написала, что гуляла, увидела мужчину, была в волнении и в страхе, и мне почудилось, показалось, что он за мной гонится, я преувеличила опасность, что ничего не случилось, что претензий ни к кому не имею, и оснований для уголовного дела не вижу. Травмы потому, что я подскользнулась и упала. Что-то в этом роде... многого не помню.

Я выполнила просьбу мента. Мне стыдно... Слабое утешение и оправдание - я была близка к потере сознания, мне было всё равно, лишь бы попасть домой. После того, как я поставила много своих подписей на самых разных бумагах, меня, наконец-то отпустили. Меня даже отвезли домой - в 4 часа утра... Правда, попросили оставить разговор между нами...

Дома ещё долго пришлось обливать себя марганцовкой и йодом, половина ран была проигнорирована врачом. Сна не было. Чувств тоже. Никаких. Господи, какое это счастье - ничего не чувствовать!!! Это было моим спасением, самым мощным лекарством - не чувствовать! Ничего не испытывать. Не быть. Не существовать. Меня нет. И ничего не было. Никаких прогулок. Никаких кавказцев с ножами... Никаких милиционеров и врачей. Ничего и никого... Нет и не было. А если представить, что было, лучше умереть... Вот так. Не чувствовать и не думать - это великое счастье!

Был ещё один насильник. По очерёдности он шёл третьим после кавказца и милиции. Его все хорошо знают, так что писать неловко. Это - наша медицина! На следующий день, шатаясь, периодически припадая к заборам, деревьям и машинам, периодически оседая на снег, я поплелась в поликлинику за больничным. Кстати, в регистратуре передо мной расступились, равно как и в других очередях. Но везде одна песня. В пункте А говорили: "Это не к нам, это в пуккт В". В пункте В отправляли обратно в пункт А. Лишь когда я начала оседать на пол, мне в регистратуре выдали больничный на 4 дня. Я знаю, что 5 марта, когда пойду закрывать или продлять больничный, будет то же самое. Мне надо набраться сил и мужества, чтобы выдержать третий заход насилия. А ещё им (представителям медицины) на всех насра......! Меня никто не осмотрел. Поэтому я отказалась от наблюдения и помощи (да и не предлагал никто, если честно, только лечь в нейрохирургию, что меня напугало до смерти, написала отказ). Я лечусь дома, сама. В основном - покоем, из лекарств кеторолом фенибутом, ципролетом и феназепамом.

За феназепам получила страшный нагоняй от дочери и подруг. Да, можно и подсесть. Не бойтесь, мои родные, я откажусь. Уже почти отказалась, только на ночь 1 т. Вобще мне помогали не медики, а обычные люди. Они меня одевали и раздевали, возились с бахилами и бинтами. Я не просила. Но они открывали двери, поддерживали на лестнице, подавали стул. Предлагали сходить в аптеку, если понадобится. Не задавали никаких вопросов. И кто? Старые бабушки и женщины! Я не ожидала такой чуткости. Спасибо вам!
Медикам ничего не скажу. Пусть продолжают с глубокомысленным видом смотреть в свои супер-важные бумажки, от которых им так трудно оторвать глаза и посмотреть на больного человека... Бумаги такие важные, а люди - так... они не нужны.
Мы не нужны друг другу. Мы из разных вселенных.

Меня не оставили одну. Каждый день ко мне приезжает кто-то из друзей. Поскольку руки не работают, мне варят картошку и супы, моют посуду, убираются в доме. Привезли много гостинцев, лекарств, бинтов, мазей. Я двое суток не ела (меня тошнило), сейчас начала. Стала много пить воды. Это хорошо. К сожалению, возвращается моя чувственность, а с ней воспоминания. Иногда мне хочется громко кричать. Или сходить с ума. Или умереть.

А вчера, когда я сидела у трамватолога на повторных перевязках (сделали через три часа моего сидения в очереди, после десятков заклинаний - "Это не к нам!", но поскольку от головокружения я упала, решили отделаться от меня перевязками), я слышала, как врач кричал на медсестёр (не из-за меня) И вдруг я почему-то начала плакать! Впервые за двое суток, неожиданно, а ещё неукротимо, сильно и безостановочно. Слёз вылилось море! Видимо, сработал эффект шлюза. Врач насиловал медсестёр-подчинённых, он был груб и страшен, я начала сопереживать, вспоминать себя. В итоге мой комок ужаса стал выходить в виде слёз. Успокоить меня не смогли. Это произошло само собой, когда я вышла на улицу и осталась одна. Сейчас я могу заплакать гораздо легче, когда рассказываю друзьям про себя. И - когда пишу в ЖЖ. Через слёзы оживаю, превращаюсь в ту, какой была всегда. Но только вкупе с болью, описать которую всё равно не получится. Её надо выдержать и пережить. Когда-нибудь она ослабнет, я знаю. Она умрёт или уйдёт, а я, настоящая и живая, останусь. Наоборот было бы хуже, не правда ли?..