Манюня перебирает гречку

При всём своём безразличном отношении к косметике Ба имела неплохой запас на все случаи жизни. Посудите сами: три помады – одна розовая, одна коричневая, и одна светленькая со смешным названием беж, далее тональный крем с балериной на тюбике, пудреница с пышной пуховкой, карандаш для подводки глаз, карандаш для подводки бровей и тушь в специальной коробочке с пластиковой беленькой кисточкой. Весь этот арсенал Ба хранила в круглой, расшитой золотой нитью косметичке. За эту косметичку мы с Манькой готовы были душу продать. Удавиться. Пойти на любые жертвы, в том числе съесть целую кастрюлю тушёных овощей. Отказаться от конфет навсегда. Ладно, на полгода. Ладно, вру, на неделю, что согласитесь, тоже немало.

Впрочем, зря я перечисляю подвиги, на которые мы с подругой готовы были пойти, чтобы заполучить эту чудесную, расшитую золотым узором косметичку. Ибо она нам не светила при любом раскладе. Особенно после того, как Манька испортила новую коричневую помаду Ба. Ну об этом я вам уже рассказывала. Ба тогда таааак рассердилась, что сначала маленько покалечила внучку, а потом перепрятала косметичку не пойми где. Мы с Манькой методично обшарили все углы и закоулки в доме, но так ничего и не нашли.
Редко-редко, когда Ба красилась, ну там когда гости важные приходили, или надо было съездить в Кировабад, навестить родственников и своим цветущим видом насолить жене двоюродного брата тёте Гале, так вот, когда Ба красилась, мы вертелись окрест в надежде высмотреть, куда потом она прячет косметичку. Но тщетно. Ба всегда улучала момент и перепрятывала её с концами. Она вообще была чемпионкой мира по перепрятыванию косметики, что уж там говорить.

Даже питательными кремами Ба пользовалась раз в сто лет. Ладно, не раз в сто лет, но редко. Если только напарится в ванной до изнеможения. Тогда намазюкается «Балетом» с ног до головы, затянет кудрявые от влаги волосы в смешной хвостик и давай чаи гонять. В хорошем расположении духа она могла выпить целый чайник чая. Если же у Ба случалось плохое расположение духа – ну мы там набедокурили, или дядя Миша чего-то учинил, или кто на неё косо посмотрел и ушёл с места происшествия живым – то тогда чаепитие растягивалось до глубокой ночи. Ба наливала одну чашку кипятка за другой, и, гневно перекатывая во рту кусочек сахара, жаловалась, например, маме, или в распахнутое кухонное окно – соседке Вале, которая выгуливала у себя во дворе маленького внука Петроса.

Сегодняшний день, как вы понимаете, исключением не стал.
-Валя, это не жизнь, а сплошная мука,- трубила Ба в тщательно занавешенное марлей (мухи!) кухонное окно,- с утра до позднего вечера я как белка в колесе. То приготовь, то уберись (громкий глоток), то посуду вымой, то пол протри. То за этими (два звонких подзатыльника, «Бааааа, ну что ты опять дерёшься!») охламонками проследи. А если (громкий глоток) к ним ещё третья охламонка присоединяется, то это же вообще прям ложись и помирай!

-Не говори, Роза!- волновалась с той стороны забора тётя Валя. Чтобы увидеть в надёжно зашторенном кухонном окне силуэт Ба, мелкогабаритной тёте Вале приходилось вставать на цыпочки. Вот так, стоя на цыпочках и тряся перед носом осоловелого Петросика звонкой погремушкой, тётя Валя и поддерживала светскую беседу.

-А Миша?- продолжала Ба.- Рожала сына для чего?
-Для чего?- эхом отозвались мы с Манькой.
-Ещё один вопрос, и получите по новой, ясно?- грозно вылупилась на нас Ба.
-Ясно,- проблеяли мы.
-Что за бестолковые дети!- обернулась к тёте Вале Ба.- Попросила перебрать немного гречки. Два часа перебирают, два часа! Я бы за пять минут справилась!

Мы с Маней горестно вздохнули. Что верно то верно, помощники из нас совсем бестолковые. Вон, даже гречку по третьему кругу перебираем. Ну то есть как по третьему, сначала Ба высыпала гречку в пластмассовый маленький поднос, показала, как её перебирать, а сама пошла гладить. Мы рьяно взялись за дело, но быстро сникли – ковыряние в гречке оказалось не таким увлекательным занятием.
-И так сойдёт,- махнула рукой Манюня,- давай лучше пойдём выкопаем яблоко и посмотрим, пустило оно росток или нет.
Мы пересыпали гречку из подноса в миску и выскользнули из дома.

Позавчера Ба купила на рынке очень вкусные яблочки. Они были насквозь розовенькие, гладкие, блестящие, сочные, с ярко-красными косточками. Надкусил такое яблочко – а оно вплоть до самой до сердцевины в розовых разводах. Манька стащила одно такое чудо-яблочко и воровато закопала его в саду.
-Вырастет из него целое деревце, и будет у нас много своих красивых яблочек,- поделилась на следующий день своим секретом она.

И теперь по двадцать раз на дню мы выкапывали яблоко и разочарованно закапывали обратно. Хоть мы и поливали его без устали, но прорастать оно никак не желало.
-Пропадёт ведь,- вздыхала Манька.
-Пропадёт,- вторила ей я.
Вот и сегодня, выкопав яблоко и рассмотрев его со всех сторон, мы пришли к горестному выводу - вырастать в яблоню оно никак не желает, ну хоть тресни!

Мы уже собирались обратно закопать его в землю, но тут налетела Ба, схватила нас за шиворот и потащила в дом.
-Это как называется?- сунула она нам под нос миску с гречкой.- Я кого попросила перебрать гречку? Разве так перебирают?
-Баааа, нам просто было лень,- заныла Манька.
-Мне тоже много чего лень! Стирать и гладить, например лень! Но я-то всё делаю! Ну-ка принимайтесь за дело! И складывайте весь мусор вот на это блюдечко, чтобы я видела результат ваших трудов!

Ба поставила перед нами поднос с гречкой и ещё раз показала, как её нужно перебирать.
-Я сейчас пойду мыться, и чтоб к моему приходу всё было готово, ясно? И попробуйте только не справиться!- дыхнула она на нас огнём.
Дождавшись, пока в ванной зашумит вода, мы выползли из-за стола. Нужно было обратно закопать яблоко.
-Одна нога тут, другая – там,- скомандовала Манюня.

"Одна нога тут, другая – там" не получилось. Сначала мы закопали яблоко, потом полили его, потом решили подыскать ему место получше, а то мало ли, может там, где мы его посадили, земля нехорошая, поэтому оно и не прорастает. И Манька, как заправский Моисей, сначала долго водила меня по саду, потом выкапывала яблоко и закапывала на новом месте – между грядками кинзы и укропа, а потом ещё долго поливала его из шланга, чтобы оно не погибло от засухи. И так увлеклись поливанием, что даже порушила часть грядок тугой струёй воды.

-Мария!- пригвоздил нас к земле голос Ба.- Наринэ! Что вы там такое учинили!?
Мы выронили шланг и обернулись. Ба грозно выглядывала из окна – лицо красное, на голове кривенькой чалмой торчит полотенце.
-Это, Ба,- зачастила Манька,- мы тут решили грядки полить. Петрушку там, укроп.
-Идите домой, деточки,- ласково сказала Ба.
-Не пойдём,- пискнула я.- Ты нас побьёшь!
-Не пойдёте – убью! Выбор за вами.

Мы с Манькой переглянулись, виновато шмыгнули носами, и потрусили к дому.
Ба ласково встретила нас подзатыльниками и повела в ванную – мыть руки.
-Вы гречку перебрали?- пророкотала она.
Гречка!
-Ба, мы совсем про неё забыли, но сейчас точно всё сделаем, точно-точно!
Ба не поверила своим ушам:
-Вы что, до сих пор не перебрали её?
-Мы забыли,- взвыли мы и заметались по ванной комнате. Правда, какой толк от этих «заметаний», если на пороге высится Ба и мимо просочиться категорически невозможно, а под ванну особо не спрячешься – она со всех сторон заложена кафелем?!

Ба, изрыгая проклятия, схватила нас за уши и поволокла на кухню.
-Аааааа,- орали мы,- отпустиииии!
-Не нравится?- приговаривала Ба.- А вы думаете, мне нравится по сто раз на дню одно и то же повторять?

Когда тебе хорошо повыкручивали уши, дело определённо спорится быстрее. Не прошло и двадцати минут, как мы с Манькой гордо продемонстрировали результат наших трудов – целое блюдечко камушков, зёрен и другого мусора, которым щедро была сдобрена гречка.
-Ну как?
-Отлично!- Ба убрала со стола чашку.- Сейчас быстренько промоем её и отварим, и будет у нас гарнир к котлетам.
-Зря ты нас заставляешь чистить гречку,- потирая зудящее ухо, задумчиво протянула Манька.- Вот подумай сама, зачем в ней много мусора?
-Зачем?
-Нет ты подумай,- упёрлась Манька.
-Я сейчас подумаю тебе!- рассердилась Ба.
-Ладно, так объясню. Нам в школе рассказывали, что если есть медленно, пища усваивается хорошо. А если спешить и не прожёвывать еду, то от этого желудок болит. Вот. Видимо, в гречку специально добавляют камушки, чтобы мы аккуратно жевали. Сидишь себе как верблюд, тихонечко пережёвываешь гречку, чтобы камушки под зубы не попадали. Заодно и желудку польза! А чистую гречку раз-раз – и всю проглотил. Разве это дело?

Ба закрутила кран и уставилась на внучку поверх круглых очков.
-Ну давай тогда ничего не мыть, зачем церемониться? Откопали картошку и сразу съели. Она вся грязная и к тому же сырая. Сидишь себе тихонечко, как верблюд, пережёвываешь пищу, и желудку польза, и картошку жарить не надо.
-Нет,- забеспокоились мы,- ну как же так без жареной картошки? Жареная картошка очень даже нужна!

Ба достала эмалированную кастрюлю, засыпала туда гречку, посолила её, положила кусочек сливочного масла, залила крутым кипятком и поставила томиться на маленький-премаленький огонь.
-Вот и не надо тогда глупости говорить,- хмыкнула она.- Пойдём, поможете мне набрать зелени и принести сыр из погреба.
-Пойдём,- радостно подскочили мы, и, выдирая друг у друга миску из-под сыра, ринулись во двор. Сначала зашли в погреб и достали из рассола остро пахнущую головку жирной брынзы, а потом поскакали в огород – набрать свежей зелени. Петрушки там, укропа, базилика, зелёного лука и кресс-салата.

Ну и прямо там, между грядками базилика и кресс-салата, получили по заслугам. Потому что Ба сразу заметила разрушения, которые мы нанесли нежным побегам зелени активными поливальными работами, собрала наши шивороты в руку и отвесила каждой по подзатыльнику. И если не раздавшийся телефонный звонок, то мы простыми подзатыльниками не отделались бы, а так она нас легонько контузила и побежала отвечать на вызов.

Пока Ба разговаривала по телефону, мы ещё раз откопали и обратно закопали яблоко, набрали пучок разной зелени, и, шмыгая носами, поплелись домой. Слушать нравоучения. Но нравоучений мы не дождались, зато застали в холле удивительную картину – прямо напротив комода с латунными семисвечниками, на ковре в тонкий восточный узор, танцевала Ба. Это был какой-то совершенно незнакомый нам, да и наверное всему остальному человечеству, танец. Ба выводила какие-то странные па, прихлопывала и притопывала, и периодически, возводя руки к потолку, радостно визжала.
-Иииииии,- тонко тянула она и снова пускалась в пляс.

Мы просочились на кухню, оставили в мойке пучок зелени и осторожно выглянули в холл, в надежде, что Ба успокоилась. Но Ба не успокоилась. Теперь она, облокотившись на комод, выделывала ногами па, и заодно разговаривала с портретами своих родственников, которыми была увешана вся стена.
-Видели?- приговаривала Ба.- Не ну вы видели? Вот так вот!

-А чего это она?- шепнула я Маньке.
Манька растерянно глянула на меня, а потом обратно уставилась на Ба:
-Ба? Ты чего?
Ба обернулась к нам и радостно всплеснула руками.
-Меня пригласили на банкет!
-Ура!- запрыгали мы.- А что такое банкет? И зачем тебя пригласили?

Ба не стала нам отвечать. Она полетела в свою комнату, распахнула дверцы шкафа и принялась перебирать одежду.
-В чём же мне пойти?- бубнила она себе под нос.- В синем платье? Или в голубом костюме? А может надеть шляпку? М?
Она сдёрнула с верхней полки цвета сливочного масла круглую шляпку с блестящей пряжкой на боку и нахлобучила на голову. Потом выдернула из шкафа синее тонкое платье, приложила его к себе, повертелась перед зеркалом.
-И надену светлые лодочки. А на плечи накину белый жакет, и бу-ду шик-и-блеск!

Это было что-то из ряда вон выходящее – Ба танцевала, напевала и сказала наше слово шикиблеск! Такого раньше за ней никогда не наблюдалось!
-Ба, ну ты нам хоть скажи куда пойдёшь!- обняла её за талию я.- А то мы с Манькой ничего не понимаем.
-Нариночка! Твой дед достал нам приглашения на завтрашний банкет в честь Погоса Мурадяна! Представляете?

Представляем. Погос Мурадян был единственной любовью Ба. Ну, не единственной, она например, дядю Мишу любила, опять же Маню, тётю Фаю, которая Жмайлик, и нашу семью любила, но кроме нас, она любила ещё и Погоса Мурадяна.
Погос Мурадян был Львом Лещенко армянской эстрады. Его часто показывали по телевизору, он был гвоздём программы любого торжественного концерта.
-А сейчас выступает Погос Мурадян!- объявлял ведущий, и зал взрывался в аплодисментах. Следом на сцену выходил мужчина невероятной красоты, с зачёсанными набок густыми кудрявыми волосами, с неизменной хризантемой в петлице, и, сверкая тёмными, "как южная ночь", очами, пел грустные песни о любви. Женщины млели, мужчины смахивали скупую мужскую слезу.

Погос был молод, талантлив и волнующе неженат. Поговаривали, что когда-то у него была любимая женщина, которая погибла в автомобильной катастрофе, и убитый горем Погос поклялся навсегда хранить ей верность. И выступает он с неизменной хризантемой в петлице потому, что это были самые любимые её цветы.
-Бедненький,- заламывали руки женщины, прокручивая на магнитолах по сто раз на дню его шлягеры о любви.
-Вот она, лебединая верность,- качали головой мужчины и, не чокаясь, пили за прекрасную незнакомку, которой хранил верность заслуженный артист Армянской ССР Погос Мурадян.

Ба любила Погоса какой-то остервенелой любовью. Если по телевизору или радио передавали его выступление, она вся замирала, и, прикрыв глаза, в молчании дослушивала песню до конца. И не дай бог кому-нибудь из нас в столь торжественный момент издать хоть крупиночку писка – неминуемая расплата в виде подзатыльника находила своего героя в любом конце вселенной.

Когда афиши Берда запестрели объявлениями о скором концерте Погоса Мурадяна, в городе начались беспорядки. Люди штурмом взяли кассы ДК, и, угрожая самосудом всем, кто пытался пробраться к окошку без очереди, в считанные минуты раскупили все билеты. И только благодаря тому, что работникам райкома полагались какие-то места в зале, дед выбил нам три места в партере.

На завтрашний концерт собрались Ба, дядя Миша и папа. Мама наотрез отказалась идти на Погоса Мурадяна, она его на дух не выносила.
-Какой-то он весь из себя надутый и фальшивый,- говорила она о любимце публики, чем очень обижала Ба.
О том, что после выступления намечается банкет в честь знаменитого певца, знал весьма узкий круг людей. Чтобы сделать приятное Ба, наш неугомонный дедушка достал целых три приглашения. И теперь получалось, что после концерта папа с дядей Мишей и Ба прямиком должны были ехать на этот банкет, чтобы в непринуждённой обстановке пообщаться с непревзойдённым Погосом!!!!

На эпохальное событие Розу Иосифовну собирали всей честной компанией. И даже Сонечка принимала в лихорадочных приготовлениях непосредственное участие - она топала кругами и всячески приседала при виде метаморфоз, которые происходили с Ба.
-Кака кьясивая!- то и дело восклицала она, пока мама то причёсывала, то накрашивала Ба. Потом Ба надушилась маминой «Климой», надела шляпку, накинула на плечи белый жакет и превратилась в настоящую английскую королеву.
-Надя,- полюбовалась своим отражением в зеркале она,- а я вполне себе ничего, скажи?
-Тётя Роза, да вы просто красавица!- заверила мама.
-Ба, ты похожа на домомучительницу,- ревниво прогудела из-за угла Манька.
-Я тебе, паразитка, потом покажу, какая я домомучительницца, ясно?- беззлобно огрызнулась Ба, и царственно вплыла в гостиную, где наши побритые до зеркального блеска и отутюженные папы коротали время, играя в нарды.
-Роза, ты сегодня выше всех похвал,- развёл руками папа, а дядя Миша только и смог, что присвистнуть и произнести «ма-мелееее, ну ты даёшь!».
-Ыхыхыхыыы!- кокетливо затряслась Ба, и подцепив под локоток кавалеров, поволокла их к выходу. Через две секунды наша вылизанная до блеска копейка Генриэтта стартовала в сторону ДК.

-Вот и славно,- обрадовалась мама,- пока наши родные наслаждаются концертом, давайте устроим им сюрприз!
-Давайте. А какой?- запрыгали мы.
-Испечём торт. А вы мне будете помогать взбивать тесто и мыть посуду, хорошо?
-Хорошо!
Ради того, чтобы получить кусочек маминого бисквитного торта, мы готовы были пойти на любые жертвы, в том числе и на ненавистное мытьё посуды. Поэтому так рьяно взялись за дело, что часам к десяти на столе уже красовалось прослоенное воздушным кремом и украшенное свежей малиной, фундуком и пирамидками безе великолепие.

Пока мама жарила в большой чугунной сковороде кофе, мы облизали до блеска миску с остатками крема, подъели все крошки от торта и даже успели покалечить друг друга за фольгу с налипшей хрустящей бисквитной корочкой. А потом мама вручила нам ручную кофемолку, и мы по очереди принялись молоть кофе.
-Ничего страшного, если разочек вы поздно ляжете спать,- обрадовала она нас.- Зато мы все дождёмся Ба и узнаем, как прошла её встреча с любимым певцом.
Ждать пришлось совсем недолго - буквально через десять минут к дому подъехала папина копейка.
-Почему они так рано?- удивилась мама.- Неужели банкет так быстро закончился?

Мы высыпали в коридор, и очень даже вовремя, потому что в следующий миг со стуком распахнулась входная дверь и влетела совершенно разъярённая Ба. Следом за ней летели папа с дядей Мишей. И если у папы выражение лица было однозначно свирепое, то дядя Миша выглядел так, словно только что увидел что-то из ряда вон выходящее. Говорящую лопату, например.

-Надя! Ты представляешь? Нет, ну ты представляешь?- Ба сорвала с головы шляпку, напялила её на семисвечник и лихорадочно переобулась в большие тапки с помпоном.
-Что случилось?- забеспокоилась мама.
-Кто бы мог подумать? Нет, кто бы мог подумать? А чем это так вкусно пахнет?
-Мы вам торт испекли,- зачастили мы,- и кофе намололи, чтобы сюрприз сделать!
-Какие молодцы,- обрадовалась Ба,- а мы голодные вернулись, вот и поужинаем сейчас вкусно. Миша, принеси бутылку наливки из погреба. Нет, сиди уж, горе луковое, лучше я принесу!- и, обратно переобувшись в лодочки, Ба выскочила из дома.

-Да что же произошло, кто-нибудь может объяснить?- рассердилась мама.
-Жена,- забегал глазами папа,- ты была совершенно права. Этот Погос Мурадян – мутный тип. Очень!- и папа удручённо замолчал.
-Надя,- пришёл на помощь другу дядя Миша,- когда мы приехали после концерта на банкет, этот Мурадян оперативно нажрался и стал выказывать знаки внимания твоему мужу.
-Что ты такое говоришь, Миша!- задохнулась от возмущения мама.- Какие такие знаки внимания?
-Ну, типа какой вы мужественный, и руки у вас такие сильные, и глаза, мол, зелёные, как я люблю! Пришлось Юрика оттаскивать от него, чтобы он не набил ему морду.

-А чего ему надо было?- обступили мы со всех сторон дядю Мишу с папой.
Взрослые мигом вспомнили о нас и замялись.
-Он говорит Юре – до чего у тебя руки сильные, сразу видно, что настоящий стоматолог! - стал выкручиваться дядя Миша.- А у меня, говорит, все зубы болят. Вот Юра и полез ему зубы вырывать. Еле оттащили.
-А чего это еле оттащили?- удивилась Манька.- У человека ведь зубы болели!
-Мария, там столы ломятся от еды, если ему зубы вырвать, чем он есть будет?
-А и верно,- согласились мы.- Без зубов шашлыка не поешь!

Тут из погреба вернулась Ба, водрузила на стол бутылку своей фирменной сливовой наливки, и до поздней ночи, под вкусный мамин тортик и рюмочку негодовала, что же такое в мире творится, Надя-джан, с виду мужик, а внутри гнильё! А дядя Миша покатывался со смеху и, похлопывая папу по плечу, говорил, что теперь Юрику нужен психолог, иначе всю жизнь ему страдать от глубокой душевной травмы, нанесённой Погосом Мурадяном. Папа сначала хмурился, а потом сам стал посмеиваться, мол, нечего завидовать, раз на тебя не обратили внимания, одинокий ты, никому не нужный пилигрим. А дядя Миша говорил, что уж лучше коротать жизнь одиноким пилигримом, чем сильной половинкой Погоса Мурадяна.
-Хорошо, что хоть не слабой,- заключила мама.

Вот так и случилось самое большое рзочарование Ба. После этой истории она называла Погоса Мурадяна исключительно Пэ Мурадяном, и заслышав его голос в радио или в телевизоре, гневно выдирала штепсель из розетки.
-Только Пэ Мурадянов нам не хватало,- хмурилась она, и, цокая языком, мелко качала головой.