Как заводят зверушек коренные питерцы и коренные москвичи

Каждый город заводит у себя не только памятники, дома и людей, но и животных. Потому что скучно, если их нет. Даже если животные вредят людям и пачкают памятники - без них городу всё равно тоскливо, и он начинает по ночам завывать заводскими трубами, плакать водопроводами и утирать слёзы свежевыстиранным бельём, развешанным во дворах.
Москва, после долгих экспериментов, выбрала собаку. Собака быстро поняла, что Москва её выбрала, стала размножаться и везде бегать. Москвичи - настоящие, те, что чувствуют биение сердца своего города - тоже выбрали собаку. Собака во дворе, а ещё лучше - много собак - это экстрим. Это просто бесплатные американские горки каждое утро и каждый вечер! Экономия времени и денег, повышение тонуса, в том числе и тонуса мышц - если приходится драпать. Москвич уверен в том, что хорошего человека ни одна собака не тронет. А уж он, москвич - человек хороший, и в этом нет сомнений. Собаки верят москвичу, сам он тоже себе верит. Правда, иной раз забредает в его двор какая-нибудь дурная шавка, не чувствующая биения сердца выбравшего её города, и - цап за ногу. Но на этот случай у москвича находится другая история: например, о том, что собака-то эта выбрала не кого-нибудь, а именно его. Потому что он Избранный и скоро покорит мир, или хотя бы заработает много денег и купит квартиру в районе, который обходят стороной дурные шавки, не чувствующие биения сердца выбравшего их города.

Питер посмотрел на Москву и тут же выбрал кота. Кот взглянул на него снисходительно и подумал: "Дурашка, это же я тебя выбрал". И пошел сам по себе по дворам и карнизам. Кот - это красивое и элегантное дополнение к антеннам на крыше. А ещё кот - это ценный промысловый зверь на голодное время. Собака, в принципе, тоже, но попробуй справься с ней, когда ты от голода на ногах еле держишься. Так что всё возрастающее кошачье поголовье в Питере - это как запасы крупы в пеналах у местных жителей.

Питерец любит котов. В детстве ему запретили оставить дома котёнка, сказали, что он не сможет о нём заботиться. Раз в полгода питерец выходит во двор, кладёт возле котовьего лаза в подвал кусок колбасы, говорит "кис-кис-кис" и думает: "Ну вот, я позаботился о своих котах. Зря родители мне не верили". Но котёнка в дом уже не приносит.

Если собаки слышны в Москве постоянно, то котов в Питере можно услышать только весной, всё остальное время горожане довольствуются криками ворон и чаек. Когда Питер выбирал себе домашнюю птицу, он так и не смог решить, кто ему больше нравится - вольная птица морей или хищная птица помоек. И взял обеих.
Когда осень и тоскливо, чайка напоминает городу о том, что он в любой момент может послать всех подальше, снести дамбы, уйти под невскую воду, стать частью залива - и пусть без него живут как хотят и делают что хотят.
Когда зима, раннее утро и пустынно, Питер ворочается во сне, и думает: "Зачем только я стал частью залива и ушел под невскую воду?" Но вороны, с бодрой базарной бранью расклёвывающие тушку гуся, опрометчиво вывешенную за окно бабой Зоей, вырывают город из липкого кошмара, возвращают его в заснеженную реальность. "А может, стоило всё-таки под воду уйти?" - кутаясь в туманы и стуча от холода, как зубами, железной кровлей крыш, размышляет Питер. Но это уже не всерьёз. Это такая черта характера.

В Москве тоже есть вороны, но их не слышно за привычным городским шумом. Зато по улицам, и даже по проезжей части, бродят пока ещё летающие, но уже с большим трудом, голуби. Москва не выбирала голубя - он сам прилетел и вселился. Москве милее воробьи - маленькие, круглые, проворные, весёлые ребята. Но голубей она гнать не стала, оставила для контраста: на их фоне воробьи кажутся ещё более живыми, ещё более птицами.

Воробей прыгает по крыше гаража, по асфальту, по ветке дерева, и Москва, глядя на него, вспоминает молодость. Когда-то она была одноэтажной девчонкой. Когда-то транспортные кольца не стягивали её тугим корсетом. Когда-то воробьи чирикали только для неё, купались в лужах на мостовой, не опасаясь попасть под эвакуатор или правительственный кортеж. Как хорошо, что с тех пор не изменились хотя бы воробьи.