Как в Лондоне боролись с вонью

До конца XVI столетия жители Лондона использовали в качестве таковых колодцы, большие цистерны, а также непосредственно воды Темзы и ее притоков.

Цистерны наполнялись водой каналов. При этом богатые горожане могли за особую плату завести трубы в свои дома. Кроме того, многим воду доставляли водовозы, еще в 1496 году создавшие свою гильдию. В принципе, достаточно привычная картина для крупных городов того отрезка истории…
В 1582 году горожанин Питер Морис арендовал северный свод Лондонского моста и установил в нем водяное колесо, приводившее в движение насос, подававший воду в несколько кварталов. Эта конструкция прижилась надолго – до 1822 года. Два раза ее модернизировали, добавляя новые водяные колеса.
До начала XIX века нечистоты хоть, безусловно, попадали в Темзу, но в целом река с ними справлялась, растворяя и унося. Однако все изменилось в 1815 году, когда городские власти в свете расширения города и увеличения его населения приняли решение допустить сброс канализации (не централизованной, ее тогда еще не было, но отдельных труб) в реку. Ситуация с санитарией быстро стала критической. Резкий рост численности жителей, а также увеличение числа лошадей без должного развития того, что сейчас называют инфраструктурой, приводил не только к дефициту «удобств» (нередко один туалет приходился на несколько домов), но и к постоянному переполнению выгребных ям (их тогда в городе насчитывалось уже более двухсот тысяч). Содержимое последних просто не успевали чистить, а иногда хозяева съемных домов просто экономил

Вскоре получили распространение привычные в нашу эпоху смывные туалеты, что лишь увеличило ежедневный объем сточных вод.
Канализация, перемешиваясь со стоками заводов и боен, подхватывая по дороге многочисленный мусор, уже открыто текла по дождевым канавам и любым низинам в Темзу. В ту самую реку, откуда до сих пор многие горожане брали воду, в том числе для питья и стирки. Через некоторое время разрешение на сброс нечистот в реку отменили, но ситуация уже вышла из под контроля.

Когда в середине века известный ученый Майкл Фарадей решил проехаться по Темзе на прогулочном пароходе, он был поражен, насколько загрязнена вода. Вот что он написал в газете «Таймс» 7 июля 1855 года: «Я разорвал несколько белых карточек на кусочки, намочил, чтобы они легко тонули, и в каждом месте, где пароход причаливал, опускал их в воду. Она была так мутна, что при погружении карточек на толщину пальца при ярком, солнечном дне они были совершенно неразличимы. Запах от реки был такой, что казалось, будто мы плывем по открытой канализации».

В некотором роде слова Фарадея стали пророческими, поскольку через три года после их публикации в «Таймс», канализация протекла в Темзу и с приливом направилась сначала вверх по реке к центру города, а затем с отливом потекла в сторону Гринвича. Жаркая погода усугубила ситуацию – вода Темзы и ее притоков начала бурно цвести. Запах от реки шел такой, что ужасал даже привыкшие к крепкому амбре носы простых жителей Лондона XIX века.
Освободившийся после отлива берег был весь покрыт разлагавшимися нечистотами. Дышать в городе стало совершенно нечем – зловоние самым пагубным образом дополнило плотный смог, и без того порождавший удушливые лондонские туманы. В английской литературе нередко можно встретить сравнение летних дней 1858 года с известной эпидемией чумы XIV столетия – Черной смертью, вкупе, правда, с холерой, завезенной из новых колоний. В историю этот кризис вошел под именем Великого смрада (The Great Stink). Лондонцы падали на улицах замертво, а больницы, переполненные пациентами, не могли спасти ослабленных изнурительной работой и плохим питанием людей, так как сами находились в пораженной области. Точное число жертв тех дней неизвестно и едва ли будет когда-нибудь установлено. Смерть в бедных семьях тогда была обыденным делом: если верить статистике, в британских городах с населением свыше 100 тыс. человек средняя продолжительность жизни в начале эпохи правления королевы Виктории не превышала 29 лет.
Горький юмор того времени можно видеть на карикатуре выше, опубликованной в лондонской прессе в 1859 году.

Наряду с простыми горожанами страдали даже сильные мира того. Конечно, те, кто могли позволить себе покинуть Лондон, так и поступили. Показательнее всего, однако, бегство парламента из только что простроенного знаменитого здания на берегу Темзы в Хэмптон-корт, а судов – в Оксфорд.
Сначала, правда, с вонью в парламенте пытались бороться пропиткой всех штор хлором и дезинфектами. Однако вскоре автор проекта вентиляции здания написал спикеру, что в таких условиях он снимает с себя всякую ответственность за только что внедренную систему.
Спасаясь от запаха и поднося то и дело к носу платки с розовой водой, члены Палаты общин решили срочно выделить деньги на строительство новой канализации, а также водопровода. Ими был принят закон, обязывавший осуществить проект в кратчайшие сроки. В истории Англии это был, пожалуй, единственный случай, когда от решения до принятия закона прошло всего 18 дней.

В итоге сильные дожди, основательно промывшие Темзу и ее берега, сняли остроту проблемы, но даже самые недальновидные политики поняли, что откладывать со строительством канализации нельзя. К тому же в 1854 году лондонский врач Джон Сноу доказал, что холера, с 40-х годов XIX века буквально выкашивающая население крупных английских городов, напрямую связана с загрязнением воды, а вовсе не с мифическими миазмами воздуха, как было принято считать раньше. (Рассказывая о быте простой лондонской семьи конца викторианской эпохи, я уже упоминал, что долгое время пиво и эль употребляли практически вместо обычной питьевой воды из-за низкого качества последней. Впрочем, люди тогда думали не о бактериях, а о более заметных примесях. Джон Сноу же исследовал ареал заболеваний холерой в Сохо и быстро обнаружил, что источником заразы являлась питьевая колонка на перекрестке, воды которой были отравлены близкой утечкой из поврежденной канализационной трубы.) Впрочем, последнее открытие далеко не все восприняли всерьез, расплатой за что стали эпидемии, с перерывами продолжавшиеся до конца 1860-х годов.

В конце того же 1855 года был создан специальный совет, выбравший среди множества предложенных на конкурс схем проект собственного главного инженера – итальянского архитектора Джозефа Базалгетти (Joseph Bazalgette).

Он решил возвести пять основных перехватывающих систем, три — на левом (северном) берегу Темзы и две — на правом. Они должны были не допустить попадания стоков в реку и обеспечить их сброс в находящееся совсем недалеко от восточной окраины Лондона море. Перехватывающие коллекторы для удешевления строительства сооружали прямо в русле Темзы, предварительно отгородив его часть кессонами. Кроме экономии, это дало еще два позитивных эффекта. Во-первых, образовались добротные каменные набережные, во-вторых, некоторое спрямление и сужение русла реки заставило воды Темзы бежать быстрее. Таким образом дно было неплохо прочищено от копившихся в нем веками нечистот. К слову, проект создавался не с «нуля», работать в этом направлении архитектор начала еще в 1853 году, «вдохновленный» очередной эпидемией холеры.
При устройстве кессонов вдоль береговых линий Базалгетти применял кирпичную кладку и был новатором в способе соединения кирпичей. Ранее они клались на известковый раствор. Однако он затвердевает очень медленно и не может наноситься на влажную поверхность. Поэтому архитектор решил применить портлендский цемент, изобретенный в 1824 году каменщиком из Йоркшира. Этот вид цемента использовался только для отделочных работ, но Базалгетти был убежден, что он прекрасно подойдет для строительства канализации, потому что затвердевает даже под водой. Инженер приказал каменщикам смешивать его с грубым песком, вместо привычного мелкого, и даже использовать для этих целей гравий. Иными словами, он применил бетон для строительного раствора, что, кстати, удешевило проект.
Гравий до сих пор виден в соединениях между кирпичами, и укрепляя время от времени берег реки, современные строители утверждают, что старую кладку разрушить очень сложно, в ней до сих пор не появились трещины. После того как стена была сложена и граница нового берега стала соответствовать задумке Базалгетти, выкачали воду и образовавшееся пространство заполнили колоссальным количеством земли, расширив тем самым набережную на значительном отрезке русла.

Впрочем, все эти работы бледнеют на фоне обустройства самих канализационных туннелей, которые не только пролегали глубже уровня дна реки, но и шли вдоль нее на протяжении 82 миль. Пропускная способность сооружения составляла сто миллионов галлонов в день! Можно только представить себе стойкость строителей, работавших при постоянной угрозе упасть с лестниц при укладке кирпичных стен, быть либо засыпанными землей, либо затопленными рекой, либо задавленными лошадьми в темном бескрайнем коридоре.
Это редкий рисунок, на котором показаны одновременно несколько важнейших примет Лондоне того времени – железная дорога (похоже, вокзал Чаринг-кросс), метро, водопровод и, конечно, канализация. Обращаю особое внимание на то, что тут можно видеть паровой локомотив, использовавшийся в подземке до ее электрификации.

На схеме видна система тоннелей, построенных согласно проекту Безалгетти. На всякий случай напомню, что Темза в районе Лондоне течет с запада на восток.
Большинство строительных работ проводилось под землей совершенно незаметно для населения, однако когда Базалгетти строил что-то наверху, то это было достойно внимания. Например, «Кросснесс» (Crossness) — станция с элегантными чугунными лестницами и четырьмя огромными паровыми двигателями. Или очень интересная с архитектурной и инженерной точек зрения станция «Абби Миллс» (Abbey Mills) с восемью паровыми двигателями, поднимавшими содержимое канализации на высоту 42 футов. К слову, обе упомянутые станции были недавно отреставрированы и открыты для желающих полюбоваться красотой производственного дизайна XIX века.
Содержимое канализации собиралось в огромных резервуарах к востоку от Лондона. К примеру, площадь резервуара, обслуживающего южную часть системы, достигала 6,5 акров при глубине 17 футов. Он вмещал в себя 27 миллионов галлонов стоков, которые ежедневно сбрасывались в море во время отлива. К слову, такой накопительно-пульсирующий принципе работы канализации позволил долгое время обходиться вообще без очистных сооружений, строительством которых озаботились уже только в XX веке.

В 1999 году, то есть спустя 140 лет после начала возведения этого грандиозного сооружения, внутрь спустился Адам Харт-Дэвис, автор книги «Что викторианцы сделали для нас». По его словам, он был восхищен великолепным состоянием кирпичной кладки стен и крепостью труб, которые, несмотря на непрекращающийся поток нечистот, до сих пор стоят на удивление надежно. Однако здесь же можно вспомнить, что канализация все же не уберегла Лондон от холеры во второй половине 1860-х годов, когда отравленные стоками воды притока Темзы наполняли резервуары Восточной водной компании. Однако этот урок уже был усвоен, и принятые меры навсегда избавили британскую столицу от вспышек холеры.