Коля-рыба (Московская сказка по мотивам итальянской)

Где-то в Братееве, на самом берегу грязной Москвы-реки, стояла хрущёвская пятиэтажка. Жила в ней вдова одного алкоголика с единственным сыном, которого звали Коля.

        Когда маленький Коля появился на свет, его приветствовал запах нефти и стоков. Когда он впервые засмеялся, он засмеялся солнечным зайчикам, прыгавшим на радужной поверхности реки. Едва мальчик научился ходить, он побежал прямо к застроенной всякой дрянью набережной.
        Игрушками его были высохшие презервативы, выкинутые рекой на берег, да обкатанные водой блестящие банки из-под пепси-колы.
        Что же удивительного, что для мальчика Москва-река была роднее родного дома!
        А мать боялась реки. Ведь она унесла ее отца, брата, а потом и мужа, куда-то в Люберцы. Поэтому стоило мальчику отплыть хоть немного от берега, мать выбегала из дому и кричала:
        - Вернись, Коля! Вернись, Коля!
        И Коля послушно поворачивал к берегу.
        Но вот однажды, когда она звала его, Коля засмеялся, помахал ей рукой и поплыл дальше.
        Тогда мать рассердилась и крикнула ему вслед:
        - Если тебе эта канава дороже матери, то и живи в ней, как рыба!
        Ничего дурного она не желала своему сыну, просто крикнула в сердцах, как многие матери, когда их рассердят дети. Но то ли этот день был днем чудес, то ли услышал ее слова злой волшебник, то ли сделали своё дело наконец мутагенные факторы, а только Коля и впрямь навсегда остался в реке. Между пальцами у него выросла перепонка, горло вздулось и сделалось как у лягушки, и в целом походил он теперь сразу на Шуру, Зюганова и Бориса Моисеева.
        Бедная мать, увидев, что натворили ее необдуманные слова, заболела с горя, обезумела и через несколько дней за безумные деньги продала квартиру и уехала в Люберцы.
        Хрущоба, в которой жили теперь другие люди, обветшала и покосилась (а впрочем, она всегда была такой – кривобокой, и еле-еле стояла). Но раз в год, в тот самый день, когда у матери вырвалось нечаянное проклятие, Коля подплывал к берегу и с грустью смотрел на дом, куда ему уже больше не вернуться.
        В эти дни даже самые пьяные рыбаки, их жены и дети не подходили близко к этому месту. И вовсе не потому, что они боялись человека-рыбу. Коля был их большим другом. Он распутывал лески, если их запутывали рыбы-мутанты, показывал, какой стороной идут редкие ратаны и трехглазые окуньки, предупреждал о вечно меняющихся коварных подводных течениях и аварийных выбросах. Рыбаки не подходили к старой хижине, чтобы не помешать Коля одолеть свое горе в одиночку. Тем более что Коля не пил.
        Как-то услышал о Коля-Рыбе мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков. И захотелось ему посмотреть на такое чудо. Мэр велел всем морякам зорко глядеть, когда они выходят в море, не покажется ли где Коля. Если увидят его, пусть передадут, что сам Юрий Михайлович Лужков желает с ним говорить.
        На рассвете одного дня матрос с прогулочного катера «Москва-77» заметил в открытом море, как Коля играет в мазутном пятне, словно большой дельфин. Матрос приставил ко рту ладони и закричал:
        - Эй, Коля-Рыба, плыви к Москворецкой набережной! С тобой хочет говорить Юрий Михайлович Лужков!
        Коля тотчас повернул к центру. В полдень он подплыл к набережной возле руин гостиницы «Россия».
        Постовой милиционер доложил об этом дежурному охраннику, дежурный охранник – начальнику смены, начальник смены – младшему референту, младший референт – старшему референту, старший референт – главному секретарю, а уж главный секретарь осмелился доложить Юрию Михайловичу Лужкову.
        Юрий Михайлович Лужков в строгом деловом костюме от Версаче и знаменитой кепке спустился до половины лестницы и заговорил:
        - Слушай меня, Коля-Рыба! Мои и госпожи Батуриной владения богаты и обширны. Все, что находится на суше, я знаю наперечет. А что скрыто в моих подводных владениях, не ведомо никому, даже мне. Я хочу, чтобы ты узнал это и рассказал своему мэру, то есть мне.
        - Хорошо, - ответил Коля и ушел в морскую глубь.
        Когда Коля вернулся, он рассказал много удивительного. Рассказал, что видел на речном дне строительный мусор, отходы и отбросы. Рассказал о рощах из ржавой арматуры, о горах автопокрышек, о холмах из битых бутылок, о сточных водах, гигантскими реками струящихся в глубинах, о дивных мутантах, которые, впрочем, были уже едва живы. Только в одном месте Коля не мог достичь дна - у Крымской набережной.
        - Ах, какое огорчение! - воскликнул мэр. - Мне как раз больше всего хотелось знать, на чем стоит Москва. Прошу тебя, спустись поглубже.
        Коля кивнул головой и снова нырнул - только легонько плеснула волна.
        Целый день и целую ночь он пропадал в пучине. Вернулся измученный, усталый и сказал Юрию Михайловичу Лужкову:
        - Слушай, мэр, я опять не достиг дна. Но я увидел, что Москва стоит на утесе, утес покоится на трех колоннах из бетона марки 100. Что будет с тобой, Москва! Одна из колонн еще цела, другая дала трещину, а третья вот-вот рухнет.
        - А на чем стоят колонны? - спросил Юрий Михайлович Лужков. - Мы непременно должны это узнать, Коля-Рыба.
        - Я не могу нырнуть глубже, - ответил Коля. - Вода внизу тяжела, как камни, потому что в ней много солей тяжёлых металлов. От нее болят глаза, грудь и уши.
        - Прыгни с памятника Петру Первому, - посоветовал Юрий Михайлович Лужков. - Ты и не заметишь, как опустишься на дно, потому что памятник этот строил Зураб Церетели так, чтобы всякий, взглянувший на него, тут же терял всякое соображение.
        Коля-Рыба поднялся на страшного истукана, и с его верхушки ринулся в волны.
        На этот раз Коля пропадал три дня и три ночи. Только на рассвете четвертого дня голова его показалась над водой. Он с трудом подплыл к лестнице и сел на первую ступеньку.
        - Горе тебе, Москва, город сильный: настает черный день, и ты обратишься в прах, а цены на недвижимость упадут! - заговорил он, едва отдышавшись.
        - Расскажи же скорей, что ты увидел! - нетерпеливо воскликнул Юрий Михайлович Лужков. - Что делается на дне?
        Коля покачал головой.
        - Не знаю. Я и теперь не добрался до дна. Откуда-то снизу поднимаются дым и пламя, не иначе как кто-то опять повредил трубы сваей. Дым замутил воду, от огня она стала горячей. Никто живой, ни рыба, ни боевые пловцы Спецназа, не смогут спуститься ниже, чем спустился я.
        - Раньше я тебя просил, а теперь приказываю: что бы ни было там, внизу, ты должен узнать, на чем стоит Москва.
        Коля-Рыба усмехнулся.
        - Слушай, Юрий Михайлович Лужков! Ветер и волны не поймаешь даже самой частой сетью. А я сродни ветру и волнам! Мне приказывать нельзя. Прощайте, ваше мэрство.
        Он соскользнул со ступенек в воду и собирался уплыть прочь. Тут Юрий Михайлович Лужков со злости затопал ногами, сорвал с головы кепку и бросил ее в воду.
        - Что ты сделал, Юрий Михайлович Лужков! - воскликнул Коля. - Ведь эта кепка стоят несметных сокровищ!
        - Да, - согласился Юрий Михайлович Лужков, - ты прав. Если ты не достанешь ее со дна, мне придется сделать то, что делают все правители, когда им нужны деньги. Я обложу податью всех москвичей, я подниму тарифы и цены на проезд, я снесу все спальные районы и застрою их элитным жильем, гипермаркетами и бутиками, я разорю город окончательно, и рано или поздно мои сборщики выколотят из горожан новую кепку.
        Коля-Рыба опять присел на ступеньку лестницы.
        - Будь по-твоему, мэр! Ради москвичей я постараюсь достать до дна. Но сердце говорит мне, что я никогда не увижу больше родного серого неба над головой. Дайте мне горсть кофейных зёрен, я возьму их с собой. Если я погибну в глубинах, вы узнаете об этом.
        Референты слетали в «Азбуку вкуса», и на серебряном блюдечке принесли кофейные зёрна от "Кофейни на паяхъ", оплатив покупку Золотой картой банка Москвы. Коля зажал зерна в руке и бросился в море.
        Мэр поставил постовых у того места, где погрузился в воду Коля-Рыба. Семь дней постовые не спускали глаз с речной глади, а на восьмой день вдруг увидели, что по воде плывут кофейные зёрна, почти незаметные на фоне бурой воды. Тут все поняли, что Коля больше уже не вернется.
        А вслед за покачивающимися на волнах зернами вынырнула удивительная рыба, какой никто никогда не видывал. Верно, одна из тех придонных рыб-мутантов, о которых рассказывал Коля.
        В зубастой пасти она держала драгоценную мэрскую кепку. Рыба высунулась из воды, положила кепку на нижнюю ступеньку лестницы и, плеснув хвостом, исчезла в грязной воде.
        Никто не знает, как погиб человек-рыба, который пошел на смерть, чтобы избавить бедняков от беды. Но рассказы о нем передавались от деда к отцу, от отца к сыну.
        И вот вправду настал черный день Москвы. Все кругом загудело и затряслось. Офисные здания раскалывались на куски и с грохотом рушились вниз. Земля расступалась, и там, где были ровные автостоянки, зияли пропасти.
        Вмиг цветущий, согласно официальным отчётам, город превратился в груду развалин. Сбылось пророчество Коли.
        Однако люди не ушли из Москвы. Ведь как она ни плоха, но это столичный город, и сюда стремится всякий, словно он резиновый. Наоборот, понаехало тут ещё много народу, и стали они жить ещё хуже, чем прежде, а цены на недвижимость взлетели куда выше прежнего.